Мы в «Осаде», а вокруг творится «Криминал-шоу»

Автоинтервью

Тамбовский писатель Николай Наседкин в наши трудные для литераторов времена продолжает удивлять своей удачливостью (тьфу! тьфу!). Недавно у него в Москве вышло сразу две книги — массовым тиражом, в целлофанированных красочных переплётах, объёмные. Мы вспомнили, что по первой своей профессии Николай Николаевич — наш коллега, журналист, к тому же он является исследователем творчества Достоевского, для которого тема двойничества, раздвоения личности была одной из главных. Вот мы и попросили Наседкина-журналиста взять небольшое интервью у Наседкина-писателя. Кто же лучше него (их!) сможет рассказать об этих новинках, скажем так, тамбовской литературы?

— Итак, Николай, (надеюсь, мы на «ты»?), что это за новинки?

— Одна из них — переиздание моей первой книги «Осада», которая выходила в 1993-м году там же, в Москве, стотысячным тиражом и быстро разошлась по всей стране. Переиздание её сейчас, прямо скажу, для меня приятный сюрприз. Этот сборник включает в себя десять рассказов, большинство из которых («Осада», «Тварь», «Пирожки с мясом» и др.) публиковалось в тамбовских газетах, а также две повести — «Казнить нельзя помиловать» и «Муттер». Первая написана на тамбовском материале, а «Муттер» наполнена воспоминаниями о моем сибирском детстве. Вторая книга называется «Криминал-шоу». Это тоже сборник прозы и в нём три повести и два небольших романа. Особо хотел бы выделить повесть «Криминал-шоу», давшую название новой книге, и «Казарму». Причём, первая, опять же, насыщена тамбовскими реалиями, а вторая — о Сибири, об армии, моей армейской юности.

— Не секрет, что нынче писатели, особенно провинциальные, издаются в основном за свой счёт, вернее — на деньги спонсоров. Откуда у тебя десятки миллионов рублей, чтобы издавать такие солидные по объёму и оформлению книги?

— Увы, как раз у меня напрочь отсутствует талант выклянчивать деньги на издание своих книг у всяких толстосумов и начальников. Мне просто повезло. У меня сложились прочные отношения с московским издательством «Голос», которое и выпускает мои книги, да ещё и платит мне какой-никакой гонорар. Кроме названных книг выходят в «Голосе» и книжечки-пособия для абитуриентов и школьников по произведениям русской классики, подписан уже договор и на издание моего романа «Алкаш».

— Злые языки гутарят, будто тебе благоволят в этом издательстве из-за личной дружбы с президентом «Голоса» Алёшкиным?

— Да, Пётр Фёдорович Алёшкин — наш земляк, тамбовский; да, мы с ним на «ты» и уже более десяти лет дружим, но это абсолютно не имеет к делу никакого отношения. «Голос» — акционерное, коммерческое предприятие, в убыток себе здесь никого издавать не будут, даже самого Алёшкина (он тоже писатель). Причём, судьбу моих рукописей (как и других авторов) решает не сам президент, а рядовой редактор, который головой, вернее — зарплатой, отвечает за качество издания. Сам же Алёшкин прочитывает мои вещи уже в готовом, изданном, виде, и без хвастовства могу сказать: каждый раз жмёт мне руку и говорит-поздравляет: молодец, книга удалась! Согласись, от главы издательской фирмы это приятно слышать.

И ещё уж добавлю для нескромной объективности: никаких личных отношений нет у меня в журнальном мире, однако за последние годы появились публикации моей прозы в журналах «Наш современник», «Сыщик», «Подъём»…

— Действительно, ты единственный сегодня из тамбовских прозаиков издающийся в Москве, публикующийся в журналах. Чем ты сам это объясняешь?

— Есть такое понятие — «современная проза». Видимо, мне удаётся писать-сочинять в русле современной прозы, востребованной временем. Ну и, опять же, — удача, судьба, Божий промысел.

— А не боишься, что иной читатель может подумать, будто у тебя в книгах, в твоей «современной прозе» сплошь конъюнктурная чернуха энд порнуха?

— Так можно подумать, не читая моих вещей, судя только лишь по обложкам книг и названиям произведений. А кто прочитает мои рассказы и повести, сразу согласится, что с ширпотребовской масслитературой, чернушно-порнушной макулатурой мои книги не имеют ничего общего. Я пишу в жанре, так сказать, жёсткой реалистической прозы. Для меня криминальный острый сюжет — лишь форма, способ донести до читателя серьёзное, социально насыщенное и подвигающее к раздумьям содержание. Для меня учитель (и недосягаемый образец!) в этом плане — Фёдор Михайлович Достоевский.

Добавлю, что очень надеюсь: после прочтения «Осады», «Четвёртой охоты», «Твари», «Криминал-шоу» и других моих «страшных» вещей человек оглянется вокруг себя и скажет: Господи, да я ещё ничего живу, грех жаловаться! В этом, без всякой иронии говорю, — оптимизм моих произведений.

— А чем конкретно для тамбовского читателя интересны твои книги?

— А тем, что действие в большинстве моих рассказов и повестей происходит в Тамбове и его окрестностях, а сюжеты некоторых базируются на конкретных преступлениях, прогремевших на всю Тамбовщину. Например, в основу повести «Казнить нельзя помиловать» легло дикое преступление, совершенное несколько лет назад под Котовском: трое подростков убили в лесу мужчину и женщину только для того, чтобы покататься на их машине. А вот повесть «Спортлото-91» построена на так до сих пор и не раскрытом преступлении в Мичуринском районе, где были убиты пять человек, везущих деньги для получки в совхоз…

— Но ведь у тебя в книгах город именуется не Тамбов, а Баранов. Не оскорбительно ли звучит словосочетание — «город Баранов»?

— Ни в коем случае! Во-первых, я так зашифровал Тамбов по аналогии с Козловым, каковым являлся ранее Мичуринск. Разве оскорбительно для слуха тогда звучало — город Козлов? А во-вторых, мы сами спокойно обзываем себя овцами. Вон, к примеру, на областной Пушкинской библиотеке даже лозунг висит: «Тамбовцы (сокращение от «тамбовские овцы») — любите свой город!» А вообще менять реальное название города на вымышленное для более полной творческой свободы — литературная традиция. Вспомни другие переименования Тамбова: город Градов у Андрея Платонова или Лысогорск у Василия Кравченко.

— Желаю тебе новых творческих успехов!

— Взаимно!