За что лягаете, товарищ-ч?

За последнее время «Тамбовская жизнь» уже второй раз обращается к моей скромной персоне, вновь потратив драгоценную газетную площадь, дабы поучить меня уму-разуму — за что я безмерно благодарен. Несмотря на два моих московских диплома, я прекрасно осознаю, что никакие университеты не заменят индивидуально-частные уроки старших, прошедших огни и воды, товарищей по перу и пишмашинке. Однако таков уж у меня «апломб», что хотя и чувством благодарности, можно сказать, захлёбываюсь, а на сомнения-возражения так и тянет.

Учил меня, к примеру, Е. Голошумов в статье-нотации «Одних словарей мало…» («ТЖ», 1995, 25 февраля), что-де «повторять набившие оскомину зады антикоммунизма» очень дурно, пенял мне, что в студенческие годы я, вероятно, не преуспевал в «политических предметах-науках» (надо полагать, товарищ-ч намекает здесь на пресловутый «научный коммунизм») и подсказывал, мол, не надо так уж шибко доверять и верить всяким словарям…

Не знаю, кто кому набил оскомины или «зады», но охотно верю. Не понимаю только: это что ж теперь — любой, называющий себя коммунистом, партия, именующая себя коммунистической, и сам по себе коммунизм — это всё едино? Так сказать — «близнецы-братья», понятия-синонимы? И если кто не весьма лестно отзывается о ряженых коммунистах, проходимцах-фарисеях, тот противник равенства, братства и всеобщего счастья на земле, то есть проповедует антикоммунизм?.. Ну, до этого даже увлекающийся пылкий Владим Владимыч Маяковский не додумался бы.

Что же касается словарей, то, увы, грешен: доверяю им больше, чем газетам. Вычитаю, например, в «обзоре» какого-нибудь «политического обозревателя» умопомрачительную новость, будто существует такая опера на свете — «Смерть за царя», справлюсь в энциклопедии: нет, М. И. Глинка всё же назвал своё детище «Жизнь за царя» — и верю словарю-справочнику…

Впрочем, печатно отвечать-возражать тов. Голошумову я тогда не стал. Подумал: политика — дело грязное, специалисту-публицисту в ней действительно легче плавать-разбираться, да к тому ж «политический обозреватель» наш служил некогда собкором аж республиканской газеты — авторитет-с…

А вот на статейку И. Овсянникова «Сын земли тамбовской» («ТЖ», 1996, 18 декабря) я, пожалуй, отвечу, хотя, вероятно, никто её не читал (я провёл миниопрос среди знакомых) и уделено мне там всего несколько абзацев. Но, во-первых, речь идёт о литературе, а это не — политика, это мне близко и дорого; во-вторых, Иван Игнатьевич мне, конечно, был друг, но истина дороже; и в-третьих, дюже обидно мне стало, что автор «пнул» меня именно мимоходом, походя, как бы между делом: Наседкин, мол, халтурщик в критике известный, факты в своих статьях и рецензиях с потолка берёт, пишет так, что аж «смешно читать» и вообще он (то есть, я) — «литературовед» в кавычках…

Так как никто статьи И. Овсянникова не читал, напомню, что «Сын земли тамбовской» — это о писателе Н. Вирте, публикация посвящена 90-летию со дня его рождения, а по адресу моей скромной персоны автор панегирика прошёлся, вспомнив мою книжку, вышедшую 3-4 года назад: «Ныне модно пинать и прошлое, и литераторов, творивших в то время. Вирта среди них не исключение. Николай Наседкин в очерке “От Державина и до…” (Так у автора. — Н. Н.), на мой взгляд, незаслуженно суров по отношению к нашему земляку…»

Для доказательства своего странного посыла Иван Игнатьевич, надо признать, весьма поверхностно цитирует мой текст. Что Вирта «довольно крупный писатель», что он «прожил блестящую писательскую судьбу», что «имел миллионы читателей», что «роман “Одиночество” лучший роман в творческом наследии Вирты» и прочие мои справедливо-лестные строки о тамбовском писателе он опустил вовсе. А если что не опустил-замолчал, то весьма предвзято прокомментировал. Констатирую я, например, известный факт, что первый роман Вирты «Одиночество» сразу же «поставил молодого автора в первый ряд тогдашней соцреалистической литературы», а Овсянников считает ни с того ни с сего, будто я упрекаю (?!) Вирту в этом.

И вот у меня всё сильнее утверждается в душе подозрение, что Овсянников ну оченно поверхностно просмотрел мой очерк «От Державина до…», ибо он не только с апломбом приписывает мне нелепости, но и то название книжицы моей исказит, то вместо «соцреалистической» цитирует «социалистической»…

Или вот я, опять же с грустью, констатирую, что сейчас «трудно представить себе читателя того же “Одиночества”, где рассказывается, как “партия большевиков последовательно и настойчиво завоёвывала доверие и поддержку крестьянских масс” (слова из предисловия к роману)». И «напрасно, — пеняет Овсянников, — роман этот ничуть не хуже популярной серии “Чёрная кошка”…» Ха, можно подумать, что если бы журналист «ТЖ» был владельцем издательства «Эксмо», он бы не «Чёрную кошку» выпускал, а вновь романы Вирты да опять миллионными тиражами. Уверяю вас, Иван Игнатьевич, вмиг разорились бы!..

Но главное, что инкриминирует мне старший товарищ — это мой «апломб» и мою «поверхностность» при кратком пересказе биографии Вирты. Мол, семья писателя не через месяц после его рождения переехала из села Каликино в село Большая Лозовка, а через пять лет… Что ж, тогда я от имени Овсянникова «поздравляю» с поверхностным знанием биографии Вирты почётных академиков из Большой советской энциклопедии и Краткой литературной энциклопедии, утверждающих, что Вирта сразу прямо так и родился в Большой Лозовке. Да что там академики, сам Николай Евгеньевич неоднократно называл именно Большую Лозовку своей малой родиной (о чём Овсянникову как специалисту по творчеству Вирты должно быть отлично известно!).

В различных источниках сведения о месте рождения автора «Одиночества» противоречивы, так что я, работая над «поверхностным» и кратким очерком о тамбовской литературе «От Державина до…», проанализировал все доступные мне источники и привёл наиболее достоверный вариант. Через руки Овсянникова не раз проходили мои материалы о писателях П. Сажине и А. Акулинине, уроженцах Большой Лозовки, в которых всегда упоминалось, что Н. Вирта из одного с ними села. Иван Игнатьевич охотно публиковал эти статьи, никогда не упрекая меня в апломбе и поверхностности.

Ну, а попытки Овсянникова сопоставить судьбу Вирты с судьбами Платонова, Пастернака, Солженицына (дескать, его тоже исключили из Союза писателей и не печатали одно время) вообще выглядят смешно. Я думаю, Ивану Игнатьевичу хорошо известно, что четырежды лауреата Сталинской премии Н. Вирту исключили из писсоюза СССР отнюдь не за творческую смелость и честный реализм, а совсем даже по бытовым причинам…

Признаться, трудно понять, зачем И. Овсянникову, такому опытному литературоведу (без всяких кавычек: его исследование о забытом ныне Воронском «Мы шли покорять мир» обогатило не только тамбовскую литературу, но и в целом российскую, а может быть даже, и мировую) понадобилось преподать такой некорректный урок младшему товарищу по литцеху.

За что лягаете, товарищ-ч?