А ищем ли мы таланты?

Нетрудно представить себе такую ситуацию: некий молодой человек, почувствовав в себе писательский зуд и заподозрив у себя наличие таланта, выкладывает перед собой на стол десть сахарно-чистой бумаги, зачищает кончик шариковой ручки и в творческих муках рождает на свет белый первое своё произведение. Чаще всего, замечу попутно, в первенцах у людей, пишущих прозу оказывается рассказ, реже случается повесть, о дебютных романах давненько уже в литературном мире слышно не было.

Так вот, воскликнув традиционное: «Ай да я! Ай да… молодец!», — новоявленный писатель запечатывает своё творение в конверт (если не в Москве живёт) и дрожащей от нетерпения рукой начинает выводить адрес. Чей? Можно смело биться об заклад, что в большинстве случаев — редакции журнала «Юность».

Впрочем, начинающий автор, конечно же, может послать или отнести собственноручно (если в столице, счастливчик, проживает) свои прозаические опыты (как и стихотворные) в ближайшую газету, в журналы «Литературная учёба» или «Смена», а то и даже (если уж совсем самонадеянный) в «Новый мир», но я хочу подчеркнуть ту очевидную мысль, что любой человек, пробующий себя в литературе и мечтающий опубликоваться, обязательно, мне кажется, должен попытать своё счастье в журнале с символическим и многообещающим названием — «Юность».

И это действительно так. Вот и главный редактор этого молодёжного журнала Андрей Дементьев упоминает в одном из интервью («Литгазета», № 30, 1986) о трёх с лишним тысячах рукописей, которые получает «Юность» в год и из которых может напечатать «всего несколько десятков». Надо полагать, добавлю, — самых талантливых. Да и мудрено разве из такого бурного самотёка рукописей не выловить несколько отмеченных, как говорится, печатью дара Божьего? Но вдруг в конце того же интервью я с удивлением читаю признание главреда: «Сейчас наши сотрудники активно ищут интересных авторов и в Москве, и в республиках. Желание поиска — вот главное, что движет нами…»

По смыслу получается, что для «Юности» главное искать таланты, но не находить их. Однако не будем придираться к словам, будем говорить о сути.

Этот журнал Союза писателей СССР — популярное молодёжное издание. О популярности его свидетельствует хотя бы астрономическая цифра тиража — 3 миллиона 310 тысяч экземпляров! Что почти в два раза больше, к примеру, тиража «Роман-газеты», и можно вообразить, какие возможности предоставляет журнал «Юность», выражаясь газетным языком, для удовлетворения читательского голода на лучшие (повторяю — лучшие!) произведения литературы сегодняшнего дня. И на его страницах появилось и появляется немало довольно интересных, читабельных, профессионально сделанных прозаических текстов.

Взять хотя бы двухтомник избранных произведений «Юность», выпущенный  издательством «Правда» к 30-летию журнала. Среди авторов здесь — В. Астафьев, А. Алексин, Б. Васильев, В. Амлинский, Ю. Нагибин, Г. Бакланов и другие известные наши писатели. Но возникает недоумение: почему в двухтомник лучших, как обозначено в аннотации, произведений «Юности» попали не самые лучшие и значительные тех же авторов? К примеру, опубликована Бориса Васильева не повесть «А зори здесь тихие…», а почему-то «Летят мои кони…» Вызывает явное недоумение появление в «Избранном» и некоторых, прямо скажем, не очень широко известных авторов. Короче, хотя двухтомник издан просто прекрасно, но по содержанию, увы, — не самое ценное приобретение для домашней библиотеки…

А вообще, давайте ещё более заострим вопрос: много ли произведений и писательских имён открыл нам за последние годы популярный журнал «Юность»? Ну возьмём хотя бы для начала те названия прозы, которые находятся сейчас в центре общественного внимания и общепризнанны в качестве литературных явлений — «Пожар» В. Распутина, «Печальный детектив» В. Астафьева, «Плаха» Ч. Айтматова, «Карьер» В. Быкова, «Всё впереди» В. Белова… Все они, помнится, опубликованы не в «Юности».

Впрочем, не будем наивничать: тот же Ч. Айтматов сам, наверное, волен выбирать, в каком журнале поместить свой новый роман — в «Юности» ли с её миллионными тиражами или в «Новом мире», имеющем всего 350 тысяч экземпляров. Суть в другом: ни за единым из номеров последнего времени популярного молодёжного журнала очереди в массовых библиотеках не возникали и не возникают.

Хорошо (хотя, что ж здесь хорошего!), тогда, может быть, в «Юность» стекаются, как уже предполагалось в начале этих заметок, нарождающиеся таланты? Может быть, страницы журнала широко предоставляются начинающим писателям, сразу обратившим на себя внимание? О ком идёт речь, уточнить не трудно, стоит только посмотреть ряд обзорных критических статей, рецензий, литературных «споров и размышлений», «круглых столов». Какие имена молодых прозаиков сейчас на слуху? Пётр Краснов, Ярослав Шипов, Сергей Алексеев, Николай Шипилов… Та же самая «Юность» (в 3-м и 4-м номерах за этот год) в разделе критики называет эти имена и добавляет ряд новых: Владимир Курносенко, Николай Курочкин, Татьяна Набатникова, Александр Белай, Вячеслав Пьецух, Юрий Вяземский…

Список можно продолжить, незаурядных дебютов в последние годы было немало, но, назвав сейчас самые из них многообещающие имена, вынужден констатировать: открыл их для нас не молодёжный журнал «Юность». И хочешь не хочешь, а с выводом отдела литературоведения «Литгазеты» (№ 36, 1986) в послесловии к дискуссии «Проза молодых: новые имена — новые проблемы?» не согласиться трудно: «“Молодая гвардия” и “Юность” могли бы стать флагманами наиболее серьёзной и талантливой прозы молодых, но, увы, пока не стали. Каким-то образом им удалось обойти вниманием наиболее интересных авторов из числа “тридцатилетних”…»

И, естественно, возникает острое желание присмотреться внимательнее, какую всё же прозу публикует на своих страницах «Юность». Передо мной десять номеров журнала за текущий год. Сорок авторов: один роман, четырнадцать повестей, тридцать восемь рассказов и миниатюр. Как видим, по объёму и количеству названий — внушительно. Начинаю читать…

Конечно, трудно что-либо возразить против произведений литераторов старшего поколения. Опубликованы здесь новые «Мгновения» Ю. Бондарева, повести «Жасмин в тени забора» Г. Семёнова и «Оправдан будет каждый час…» В. Амлинского, рассказ «Экспонат №…» Б. Васильева, ряд вещей других ветеранов, у которых молодым можно поучиться профессионализму и мастерству в создании добротной прозы. (Жаль только, что не приходится сейчас говорить, к примеру, о романе Ю. Бондарева «Игра» или рассказе Г. Семёнова «Пупок» — совсем бы иной разговор был, но они опубликованы в других изданиях!)

Хуже, на мой взгляд, в этих номерах дело обстоит с прозой писателей так называемого среднего поколения. Запомнился разве что рассказ А. Проханова «Оружейник» (№ 7) своим «прохановским» образно-напряжённым пульсирующим плотным языком, новизной темы (создание и испытание сверхсовременного оружия), страстностью автора. Что ещё? Трудно сказать.

Возьмём единственный роман, опубликованный в 3-4 номерах «Юности» — «Тройная медь» Алексея Чупрова. Написан он в лучших традициях годов шестидесятых. Герои узнаваемы и неинтересны, сюжет не поражает новизной, необычностью или хотя бы напряжённостью, язык ровный, без экспрессии. Короче, читаешь и всё время пытаешься вспомнить, где ты всё это читал раньше. Более того, несомненные переклички возникают между «производственной» частью сюжета романа А. Чупрова и рассказом О. Здана «Болевой порог» (№ 2), между сценами в «Тройной меди», повествующими о жизни современных литераторов, и подобными же страницами повести В. Коротича «Память, хлеб, любовь…», опубликованной в том же 2-м номере «Юности». Думается, подобные тематические и сюжетные переклички не случайны. Это, видимо, следствие политики редакции журнала, вылавливающей в потоке тысяч рукописей похожее, узнаваемое, привычное, устоявшееся.

Однако, особо следует сказать о повести Юрия Полякова «Работа над ошибками» (№ 9). Это, без сомнения, один из самых интересных авторов, печатающихся в «Юности». Недаром его предыдущая повесть «ЧП районного масштаба», опубликованная здесь, выдвинута вполне обосновано на соискание премии Ленинского комсомола. Вот и в новой своей вещи писатель, кстати, по возрасту — молодой, не боится показывать правду жизни. Уж, кажется, сколько перечитали мы повестей о школе и журналистах, но вот «Работу над ошибками», где главный герой журналист с дипломом педагога, который приходит в школу преподавателем, читаешь с редким увлечением. Написано едко, остроумно. Пронизанная иронией и самоиронией, повесть Ю. Полякова явно выделяется среди профессиональной прозы «Юности» этого года. Есть у неё свои недостатки, но горячее биение сердца и блеск ума, вложенные автором в повесть, искупают многое.

Но пора, видимо, посмотреть и на тех прозаиков, которые представлены широкому читателю под рубрикой «Дебют в “Юности”». Сия помета очень неравномерно появлялась на протяжении года. Например, в 3-м и 10-м номерах дебютов вообще не было, в других номерах по одному, по два новичка, а вот 5-й целиком отдан под публикации начинающих — студентов и выпускников Литературного института имени А. М. Горького. Одним словом, из 40 авторов менее половины (что, конечно, для данного издания очень мало!) впервые представлены читателям.

Однако и здесь необходимо сделать оговорку. Среди этих девятнадцати молодых авторов начинающими можно назвать далеко не каждого. Судите сами: Стеник Мкртчян (№ 1) уже выпустила две книги для детей, неоднократно печаталась в республиканских изданиях. Роланд Шароян из того же номера является уже членом Союза писателей СССР и автором трёх книг. Владимир Кантор (№ 7) выпустил уже сборник прозы, не считая книг по истории русской культуры. Так что редакция «Юности», можно сказать, не особенно рисковала, выделяя под их прозу страницы своего журнала.

Как, впрочем, не рисковала она и благословляя на литературную стезю многих других дебютантов. (Сразу оговорюсь, что речь идёт не о В. Канторе, о нём, как и о других, заслуживающих внимания, — дальше.) Нет, абсолютно слабых вещей здесь вы не встретите, в «Юности», повторяю, определённый уровень держат, но вот вспоминаются, увы, немногие. Пытается, к примеру, писать о деревне Евгений Цыганков в своём рассказе «Вьюга» (№ 1) и начинает натужно коверкать язык под народный, как ему мнится, деревенский говор. И засверкали перлы словесности, высмеянные ещё А. П. Чеховым: «Аж дых перехватывает…», «энта в жинсах», «спицилист», «организма», «таперича», «накося» и прочие в том же духе.

Честное слово, скучно. Кроме того, автор, по всему заметно, не видит даже в собственном воображении того, о чём пишет, вот и получается, что в рассказе «Вьюга», где молодая медичка в деревне долго решается и советуется с окружающими, оперировать ей или нет пациента с аппендицитом, сам больной в сцене никак не участвует и ни словечка не произносит, хотя находится в сознании. Словно автор о нём забыл (а он и правда забыл!). А в другом рассказе, «Роза в огороде», как-то так получилось, что технолог Голубева в цехе только лишь разводит цветы и больше, дескать, никаких у технолога производственных забот не существует. Но главная беда в том, что начинающий автор, судя по этим его шагам в литературе, пошёл по проторённому пути, пока ещё не очень умело подражая «походке» старших товарищей.

А какое впечатление остаётся, если прочитать рассказ Веры Копейко «Лида Толкунова, абитуриентка» из 4-го номера? Никакого. Аморфное название (кстати, почему надо было присваивать героине фамилию довольно известной певицы?), непритязательные, скучно простенькие фабула и тема (подумай, выбирая жизненный путь)… А ведь В. Копейко уже печаталась, если верить аннотации, в журналах «Человек и закон», «Студенческий меридиан», «Крестьянка». Видимо, это обстоятельство стало пропуском её незамысловатой прозе на страницы «Юности».

Ещё один «дамский» рассказ с аналогичным по конструкции названием «Теорема Ферма, великая и загадочная» (Натальи Дарьяловой) в 9-м номере не затрагивает струн читательской души. Оно, конечно, задумка в основу сюжета положена неплохая (рассказать о человеке, посвятившем всю свою жизнь любимому делу, бескорыстно и сумасшедше транжиря лучшие годы), но сделан рассказ слабо, незапоминающе, шаблонно…

Мне могут попенять читатели (а авторы уж непременно!), что я вот так мимоходом и наскоро перечёркиваю, может быть, творческие муки того или иного начинающего, неуважительно отношусь к труду и времени, затраченным авторами на сочинение повести или рассказа. На это могу сказать одно: эти авторы менее всего думали о том времени и труде, которые я буду тратить и уже затратил на чтение их так называемых произведений, так неужели я должен расходовать ещё новое время и новые усилия, чтобы подробно доказывать неинтересность, вторичность, подражательность их прозы?!

Добавлю только, что не произвели на меня впечатления повести и рассказы из 5-го, «дебютного», номера Майи Комисаровой и Елены Полуян, Олега Борушко и Владимира Сотникова, Веры Галактионовой и Светланы Перепёлкиной. Ничего особо уничижительного не могу сказать о рассказах Александра Яковлева «Где ты был во время дождя?» (№ 5), Бориса Мазо «Толкование слов» (№ 7), Елены Черняевой «Лилька-мотогонщица» (№ 8), Юрия Глазкова «Планета-зеркало» и «Адаптивная жена» (№ 2)… Однако, ничего утешительного тоже не скажу: мило, иногда даже и не глупо, но — не более того.

И вот теперь пора поговорить о приятном, о том, что встретилось в этих номерах «Юности» заслуживающего — в той или иной мере — внимания. Я имею в виду небольшой рассказ «Наливное яблоко» уже упоминавшегося Владимира Кантора, опубликованный в 7-м номере. Здесь есть напряжение в сюжете (при внешней его простоте) и еле уловимый и оттого ещё более притягательный налёт таинственности, я бы даже сказал, какая-то нервность в хорошем смысле этого слова пронизывает плоть рассказа. Автору достоверно удалось показать ситуацию через восприятие мальчика, его глазами, и поэтому остаётся простор для читательского сотворчества, домысливания, игры воображения. Появляется возможность сопоставить то, как маленький герой рассказа Боря Кузьмин воспринимает и пытается понять мир конкретных взрослых людей с тем, как понимаем и воспринимаем его мы со своим жизненным опытом. А речь, надо добавить, в «Наливном яблоке» идёт о людях, отношения между которыми в какой-то мере установил жестокий 1937 год, когда телефонный звонок или записка-донос куда следует могли погубить судьбу человека и его самого…

С героями-детьми связана, как мне кажется, и удача Алексея Илюшина в рассказе «Трофейные игры» (№ 6). Фабула его очень проста. Два маленьких брата-близнеца, оставшись дома одни, затевают игру в «красных» и «белых», «наших» и «фашистов». И, как обычно бывает в играх пацанов, подрались. Только вот была у них «на вооружении» настоящая боевая сабля — семейная реликвия. И вдруг, неожиданно читатель оказывается свидетелем ошеломляющей сцены:

«Игорь, пятясь, отступал к стене, когда же отступать было некуда, прижался к ней спиной. Он не сводил глаз с Димы. И Дима вдруг увидел, как отводит саблю вбок, чтобы не рубить, а колоть — такое они знали оба по фильмам, — и увидел, что Игорь тоже видит это, и лицо его делается перекошенным от страха, и брызжет кровь, уже не из носа, и слышится крик, и кончик клинка торчит с другой стороны туловища, у стены, и…»

Думаю, не так уж часто встретишь в молодой прозе подобную смелость, точность и беспощадность в раскрытии темы и даже в выборе темы — показать, как впервые прорывается в ребёнке жестокость. И вот что интересно: здесь же следом помещён второй рассказ А. Илюшина «Конец праздника», где автор (юрист по профессии) пытается исследовать психологию преступника, описывает судебный процесс, сталкивает мировоззрения «положительного» дела и внука-«преступника» — казалось бы, всё это благодатный для литератора материал, а читать рассказ скучно, ничего свежего, неожиданного не обнаруживаешь. Вот и составь после этого мнение о начинающем прозаике А. Илюшине!

Приятно удивляет свежестью голоса Александр Сегень — рассказ «Деревяшка» в 5-м номере. Прочитав его, охотно готов согласиться с отзывом Аллы Латыниной в 4-м номере «Литературной учёбы» за этот год, где она пишет, что у Александра Сегеня «трезвая, правдивая, порой жёсткая и в то же время глубоко поэтическая проза, причём совершенно самобытная…» И далее критик справедливо вопрошает: «Почему же ни один журнал не решился напечатать вещей, талантливость которых очевидна?..»

Но вот, как видим, «Юность» один маленький рассказ А. Сегеня решилась поместить, правда, почему-то стыдливо задвинула его в подборку ученических вещей и опытов под рубрикой «Литлаборатория». А, право, если бы в каждом номере журнала читатель обнаруживал хотя бы по одному такому необычному, умному, увлекательному, злободневному произведению, как «Деревяшка», ни один бы экземпляр «Юности» не пылился на витринах газетных киосков.

И, наконец, сравнительно самый значительный дебют в молодёжном журнале за этот год — повесть «Состояние души» Александра Филимонова, опубликованная в том же 5-м номере. И опять в центре сюжета здесь мальчик, его психология, состояние души, переданное до малейших нюансов. Трагизм, боль и беспощадность вложил автор в описание отношения мальчика к своему обожаемому и ненавистному отцу-алкоголику. Повесть читается, ничего не скажешь, на едином дыхании, написана удивительно для начинающего живописным языком, точно по содержанию выдержана тональность повествования.

Здесь я решусь привести обширную цитату, которая в какой-то мере даст представление о достоинствах повести «Состояние души»:

«“Раз-зява”, — пренебрежительно и зло протянул Отец, и Мальчик, уловив эту знакомую издевательскую интонацию в его голосе, испуганно взглянул Отцу в лицо, и вместе со злостью в голосе Отца заметил отцовское движение, оно показалось Мальчику началом удара, и тоже было таким пронзительно знакомым, что мгновенно вспыхнувший страх заставил Мальчика быстро, почти инстинктивно закрыться обеими руками, защищаясь от ожидания удара, от внезапно нахлынувшего протяжного животного ночного страха, когда считаешь звонки, доносящиеся из длинного тесного коридора, и от страха перед презрением к себе, мучительным мужским презрением к своей трусости, Мальчик, закрывшись обеими руками, одновременно с этим панически-защитным жестом дёрнулся назад и, зацепившись пяткой за что-то, упал и, падая, отнял руки от лица.

Он упал больно, сев копчиком, и боль странно отрезвила его; Мальчик посмотрел на Отца и увидел, что тот растерян и жалок, на лице его были жалость и испуг, и Мальчик понял, что Отец вовсе не собирался его бить. Отец стоял над Мальчиком, готовый помочь ему встать, огладить его, обнять, пошлёпать ласково, но не знал, что ему делать, и Мальчик глядел на Отца, стараясь не видеть его, и Отец глядел на Мальчика, и неожиданно для себя Мальчик заплакал. Он давил в себе плач, весь напрягшись животом, и тёр кулаками глаза, крепко зажмуренные, чтобы не плакать, и со стыдом чувствовал, что кулак, так неподатливо и шершаво трущийся по туго зажмуренному веку, вдруг начинает мягко скользить, потому что веко становится скользким от выскочивших слёз, и Мальчик с силой втирал слёзы обратно, а они лились и лились, и в носу щипало до ломоты, и в горле будто кто-то изнутри высунул толстый палец и упёрся им в нёбо…»

Подобный замедленный («рапидом») метод письма, подобное умение впрямую говорить о том, о чём трудно (да и не принято!) говорить — признак своеобразного дарования. Попробуйте сами краткую формулу жизненной ситуации типа «мальчик заплакал» развернуть в такую художественную, наполненную содержанием и психологией, действующую на сердце читателя картину. Лично я теперь буду искать новых встреч с прозой Александра Филимонова.

Мне кажется неслучайным тот факт, что два самых значительных произведения молодых авторов появились в одном 5-м номере, который редакция «Юности», напомню, решилась весь отдать под дебюты. Видимо, победила в споре (если он, этот спор, был!) точка зрения тех членов редколлегии и работников редакции, которые резонно посчитали, что в номере, представляющем девять новых имён, нельзя не рискнуть и не представить хотя бы двух нескучных, оригинальных, талантливых авторов.

А вообще, выводы не очень утешительны и подтверждают предварительное предположение о том, что «Юность» пока ещё робко ищет таланты, осторожничает с дерзкой прозой. На десять книжек журнала маловато одной хорошей повести, одного неплохого рассказа и четырёх-пяти хотя бы чуть выделяющихся из общего потока произведений. Сейчас, в наше время, пора перестать публиковать обыкновенные, вторичные, никого не задевающие, бескровные и безнервные вещи. Ведь почему такой широкий резонанс вызывают «Плаха», «Пожар», «Печальный детектив», почему, как мне кажется, не может проскользнуть мимо внимания читателя повесть «Состояние души»? Потому что эти произведения говорят о наболевшем и говорят нам правду о жизни, о нас, о нашей стране. А для того, чтобы писать правдиво, надо быть честным, смелым и талантливым. Вот и всё.

Так почему имена таких, смелых и талантливых, прозаиков (а они есть среди молодых, есть!), как правило, остаются за обложками «Юности»? Почему популярный молодёжный журнал так не по-молодёжному робок, осторожен и скучноват? Словно издаётся он не для юношества, вступающего в жизнь, а для пенсионеров…

Вопросы, вопросы…