Николай Наседкин


СОВЕТЫ КОЛДУНА

НАЧАЛО

Самоубийство — не выход

Когда человек несчастлив — он грустит, печалится, тоскует, стонет, плачет, рыдает, ломает в отчаянии руки, злится, угрожает, осыпает всё и вся вокруг проклятиями… Самое же крайнее проявление несчастья, выплеск и, как сам человек в минуту отчаяния считает — выход из тупика несчастья, — самоубийство.

Рискну утверждать, что каждый мыслящий человек хотя бы раз в жизни думал о самоубийстве. Но такое без преувеличения массовое и распространённое явление, по существу, для нас, людей из соцлагеря, воспитанных в марксистско-ленинском духе, — было раньше терра инкогнита (землёй неизвестной). Эту тему просто-напросто замалчивали. Ну, якобы, не было у нас такого феномена — добровольный уход человека из жизни.

Поразительно, но факт: в советских справочных изданиях, даже в таких капитальных, как «Большая советская энциклопедия» и «Словарь иностранных слов» слово-понятие «суицид» отсутствует напрочь. Так что простой человек, услышав где-нибудь это слово по вражеским голосам, даже мог и не понять, что речь идёт о самоубийстве.

Совершенно неразрешимая загадка для любого гомо сапиенса (человека разумного) — самоубийство другого индивидуума. Ещё неразрешимее она выглядит, если её замалчивают. Лишь в 1989 году Госкомстат СССР впервые за 50 (!) лет опубликовал в своём сборнике статистику самоубийств: оказалось — было что скрывать. В 1975-м, например, в Советском Союзе случилось 66 тысяч самоубийств, в 1984-м — 81 тысяча. Это значит, из каждых ста тысяч жителей 30 человек жить и дальше строить счастливое коммунистическое будущее не захотели. А между тем, для развитых европейских стран цифры таковы: в том же 1984 году во Франции было 22 самоубийства на каждые сто тысяч, в ФРГ — 21, Великобритании и вовсе всего — 9. Не хочу утомлять читателя цифрами, но уж больно они красноречивы. Добавлю ещё, что во всём мире ежегодно более полумиллиона (!) человек кончает жизнь самоубийством, а уж покушавшихся наложить на себя руки, само собой, в несколько раз больше. То есть речь идёт о миллионах людей, которые вдруг решили, что самая величайшая ценность на земле — их собственная жизнь — ничегошеньки не стоит.

Замалчивание темы самоубийства — это было настоящее преступление. Смею утверждать, что намного более скромные цифры по суициду в западных странах обусловлены в какой-то мере и грамотностью тамошних людей по этой проблеме. Ибо там не только знают, сколько человек каждый год уходят из жизни, но и постоянно и настойчиво обсуждают эту проблему, ищут пути и способы предотвращения самоубийств.

Ещё в XIX веке французский учёный-социолог Эмиль Дюркгейм написал капитальный труд «Самоубийство», который, правда, в России выходил в переводе, но — до революции и был переиздан только в 1994 году. Этот капитальный труд является платформой для всех тех, кто занимается проблемой суицида, стремится понять, проанализировать и найти «противоядие».

Итак, что же такое самоубийство? Самоубийством называется каждый смертный случай, который непосредственно или опосредованно является результатом положительного или отрицательного поступка, совершённого самим пострадавшим, если этот последний знал об ожидавших его результатах. Покушение же на самоубийство — это такое же действие, но только не доведённое до конца.

Каждый из нас, как известно, умирает в одиночку. И каждый самоубийца свой конец, казалось бы, выбирает сам, и на его отчаянное решение оказывают влияние вроде бы индивидуальные особенности натуры — умственное развитие, состояние нервной системы, уровень умственного и физического расстройства и т. д. Но, оказывается, акт суицида незримыми нитями связан со множеством, так сказать, внешних причин — возрастом человека, национальностью, местом жительства, образованием, вероисповеданием, семейным положением, политическими пристрастиями, социальным положением… Больше того, на статистику самоубийств влияют время года, климат и даже время суток. Ну кто бы мог подумать, что подавляющее большинство отчаявшихся людей (четверо из пяти!) сводят счёты с жизнью не глухой мрачной ночью, а именно днём, когда эта самая жизнь вокруг кипит, бурлит и пенится.

А знаете ли вы, что существует три вида-рода самоубийства? Да, именно три: эгоистическое, альтруистическое и аномичное. Эгоистическое самоубийство — понятно: человек совершенно не видит смысла в жизни, потерял его. Альтруистическое тоже понять не трудно: для индивида смысл жизни заключён вне её самой. А вот с аномией вопрос довольно сложный. Это понятие (от фран. anomie отсутствие закона, организации) ввёл-придумал тот же Э. Дюркгейм. И сам же он признаёт, что между эгоистическим и аномичным видами самоубийства существует очень тесное родство. Аномичное самоубийство определяется беспорядочной, неурегулированной человеческой деятельностью и сопутствующими ей страданиями. И если эгоистическое самоубийство распространено в основном среди интеллигенции, в сфере умственного труда, то аномичный вид суицида присущ торговцам, промышленникам и прочим бизнесменам. Ну, например, человек вздумал из грязи выбиться в князи, да ничего у него не получилось, вот он и наложил на себя, так сказать, аномично руки. Или, тоже к примеру, жил человек богато, ездил на «мерседесе», да вдруг в один миг разорился и потерял все свои лимоны — тоже повод, как ему кажется, лишить себя жизни, пополнив статистику аномичных самоубийств. Понятно, что аномичные самоубийства особенно распространены в период экономического кризиса, каковой и переживает сейчас Россия.

Все мы — смертны. Все мы — созревающие трупы. Memento mori! (Помни о смерти!) Если б человек был бессмертен в земной — физической — жизни, тогда б только самоубийство имело смысл. Для большинства людей жизнь есть ожидание жизни. Ведь мы, как правило, не знаем: жизнь — это прошлое, настоящее или будущее. Да, думаем мы, всё это нынешнее, сегодняшнее — мелкое, грязное, полное лишений, горя и страданий, это всё — временное, преходящее. Вот-вот начнётся и сама жизнь, настоящая счастливая жизнь…

Однако ж более 500 000 гомо сапинсов на земном шаре ежегодно ждать-надеяться вдруг устают и срывают стоп-кран, жизнь свою останавливают-прекращают. И большинство из этих полумиллиона человек — чистой воды эгоисты, как ни кощунственно это звучит. Они сугубо по личным соображениям решили: всё, жизнь не стоит того, чтобы её прожить. Они сами для себя ответили на вопрос, сформулированный тоже французом, писателем и философом Альбером Камю: решить, стоит ли жизнь труда быть прожитой или она того не стоит, — это значит ответить на основополагающий вопрос философии.

Разумеется, о философской стороне вопроса из самоубийц думают единицы. В массе же своей несчастные самоубийцы становятся самоубийцами без всяких философских выкладок, а лишь по одной простой причине — немедленно, сию же секунду прекратить-оборвать невыносимые душевные или физические страдания. Да, причина глобальная и всеобъемлющая для суицида одна — тотальное разочарование в жизни, выраженное в смертной тоске. (Подчеркну, что речь идёт в основном об эгоистическом и аномичном видах самоубийства, ибо альтруистический вид мы привыкли считать не самоубийством, а — подвигом.) А вот причин, подводящих к такому пограничному состоянию — неисчислимое множество. Один человек кончает с собой из-за того, что у него суп на столе чересчур уж жидкий, другой из-за того, что у него жемчуг в шкатулке чересчур мелкий. Подросток экзальтированный уверен, что с такими, как ему кажется, позорными прыщами на лице жить невозможно, а мужчина в цвете лет обрывает жизнь свою, узнав, что заразился СПИДом. Одна девочка глотает упаковку снотворного из-за того, что кумир-певец поцеловал не её, а другую при вручении цветов, а в соседней квартире школьница вешается, допустим, после того, как подверглась групповому изнасилованию…

Знаменитый специалист в области человеческих отношений, как его представляют, американец Дейл Карнеги составил таблицу человеческих желаний. Получилось следующее: почти каждый нормальный человек хочет —

1) здоровья и сохранения жизни;

2) пищи;

3) сна;

4) денег и вещей, которые можно приобрести за деньги;

5) жизни в загробном мире;

6) сексуального удовлетворения;

7) благополучия детей;

8) сознания собственной значительности.

Конечно, насчёт очерёдности пунктов можно поспорить, но не это важно. Главное, этот список даёт наглядное представление об основных сферах человеческой жизни, и каждая из этих сфер напрямую связана с потенциальным суицидом. В самом деле, здоровье, вернее — его отсутствие наиболее часто толкает человека на последний решительный шаг. И это понятно: каждый ли способен до конца терпеть адские боли при раковых заболеваниях, десятки лет терзать себя ежедневными инъекциями при сахарном диабете, подвергаться мучительным припадкам эпилепсии, выдерживать длительные изматывающие запои, лежать пластом в параличе, жить-существовать без рук без ног или слепоглухонемым…

Причём, зачастую случается так, что человек даже упреждает болезнь, сдаётся и убивает себя ещё только при первых симптомах её, боясь, что потом у него просто-напросто не хватит на это физических сил. К примеру, известнейший американский писатель Эрнест Хемингуэй, который не раз смотрел смерти в лицо, погибал на фронте, во время охоты, в авиа- и автокатастрофах, не боялся ни Бога, ни чёрта, — в момент сдался при первых же признаках надвигающегося паралича, и никто не смог его остановить-удержать: после нескольких неудачных попыток самоубиться писатель застрелился-таки в полном ещё расцвете лет.

А знаменитый австрийский психиатр Зигмунд Фрейд, опять же к примеру, почувствовав серьёзные сбои в работе своего гениального мозга, устав от хронических головных болей, попросил товарища-врача сделать ему последнюю и навеки успокоительную инъекцию, что верный друг и исполнил. Это, к слову, — яркий пример эвтаназии, речь о которой шла у нас в первом разделе книги: самоубийства с помощью врача. И если когда-нибудь эта самая эвтаназия будет всё же узаконена, то прописываться она будет, естественно, только и сугубо по медицинским причинам — неизлечимым и тяжело страдающим больным.

Казалось бы, стремление к сохранению жизни, о котором упоминает Д. Карнеги в первой графе, не имеет к нашему разговору ни малейшего отношения, наоборот. Однако ж стремление к сохранению жизни есть иными словами стремление избежать смерти, боязнь конца. И вот тут с иными людьми судьба проделывает удивительный трагический выверт: чрезвычайно дорожа своей жизнью, они сами обрывают её… в страхе перед смертью. Я имею в виду, конечно, приговорённых к смертной казни, которые не в силах вынести ожидания её и кончают с собой сами.

Думаю, не вызывает сомнения факт, что человек способен покончить жизнь самоубийством из-за пищи (вернее, её отсутствия — хронического, мучительного, унизительного и осточертевшего голода), из-за, опять же, хронической изнурительной бессонницы. А уж пункт 4 й в карнеговском списке, без всякого сомнения, даёт в статистику самоубийств весьма значительный процент. Люди добровольно гибли, гибнут и будут гибнуть за презренный металл и радужные бумажки до тех пор, пока они будут существовать на свете. Проигрыш в карты или на рулетке, растрата, неудачное воровство, удачное ограбление (для того, кого ограбили), инфляция, неизбывная нищета — можно перечислить десятки денежных причин самоубийства.

Пункт 5 й — о желании жизни в загробном мире — это вообще в самое русло нашего разговора: вспомним только Свидригайлова из романа Достоевского «Преступление и наказание», который, в общем-то, и застрелился из-за того, что раз-де нет потусторонней вечности, какая ж разница — сколько прожить в этом мире. Даёт этот пункт повод и для следующих размышлений. Казалось бы, яснее ясного: каждый самоубийца-эгоист должен и даже обязан быть атеистом, не верящим в бессмертие и загробную жизнь, а потому земные сроки он считает за смехотворную условность. Но, как известно, среди наложивших на себя руки — и особенно в прежние, доатеистические, времена — верующих было большинство. И искренне верующих, знающих вполне, что поступком своим, своеволием в распоряжении собственной жизнью они навлекут на себя гнев Бога, лишатся Его милости и уж непременно будут обречены на вечные адские муки, однако ж это не остановило их…

Насчёт «сексуального удовлетворения» — это, конечно, чересчур по-американски. Скажем мягче и точнее: каждый нормальный человек в этом мире жаждет любви. И вот на этом-то поле и пожинает обильную жатву дьявол, который, как известно, и толкает-подталкивает бедных слабых человеков на самоубийство. Например, две трети, если не больше, героев-самоубийц в мировой литературе (классической) счёты с жизнью свели из-за несчастной любви — «бедная» Лиза у Карамзина, Анна Каренина у Толстого, Вертер у Гёте и т. д., и т. д., и т. д.

Ну, насчёт «благополучия своих детей» (и вообще, добавлю, близких и родных) — всё ясно. Сплошь и рядом родители не в состоянии пережить смерть своих детей, супруг кончает жизнь самоубийством, не желая оставаться на этом свете после смерти жены…

Ну и, наконец, проблема «сознания собственной значимости» — тут уж причины для разочарования в жизни воистину неисчерпаемы. Ещё Пушкиным замечено, что «мы все глядим в Наполеоны», а когда жизнь, грубая действительность убедят нас в обратном, что никакие мы не Наполеоны, а всего лишь твари дрожащие, то и наступает порой бездонное отчаяние-разочарование. Это с одной стороны. А с другой: ну, а как ещё можно доказать своё величие, своё притязание на статус человеко-Бога — как не правом распорядиться своей собственной жизнью?..

Казалось бы, список исчерпан, но тут самое время поправить-дополнить Дейла Карнеги, ибо он опустил в своём списке желаний человеческих наиважнейшую графу — желание общения. Неисполнение её, одиночество, становится причиной громаднейшего количества суицидных трагедий. Многие люди не понимают простой вещи: одиночество — неизбежность, закон человеческого общежития. Надо просто мириться с этим. Помню, как я был поражён, узнав-уяснив, что даже Антон Павлович Чехов был страшно в жизни одинок. Господи, уж если такой человек, максимально приближенный к идеалу, всегда окружённый близкими и родными людьми, всеми любимый, обожаемый и уважаемый, — мучился от одиночества, то нам-то, простым смертным, и роптать грешно. Надо, повторяю, с этим смириться и — жить-существовать. А скольких бедолаг, стоявших уже на грани самоубийства, можно было остановить, если бы в тот роковой предпоследний миг нашёлся человек, который сказал бы: «Не уходи, ты мне очень нужен!..»

Итак, вот они — самые общие, глобальные причины, толкающие людей к суициду. Частностей, побочных причин, индивидуальных случаев — сотни, тысячи и даже мириады. Как неповторима жизнь каждого человека, так же своеобычна у каждого из нас и смерть, и своя единственная причина добровольного ухода из жизни, если мы на него решились.

Причём, эгоистическое самоубийство совершается, как правило, импульсивно, под влиянием минуты. Конечно, встречаются и самоубийцы-рационалисты, самоубийцы-математики — они продумывают свой конец заранее в деталях, просчитывают конкретные сроки своей жизни и в назначенный день и час хладнокровно себя уничтожают. К примеру, дочь и зять Карла Маркса — Лаура и Поль Лафарги — ещё в молодости заранее решили, что не будут жить старыми и немощными и вместе самоубились в 1911 году, когда ему не исполнилось и семидесяти, а ей было всего шестьдесят шесть.

Но чаще всё же бывает так, что несчастный смертник ещё за неделю, за день, за час, а порой даже и за минуту до конца не знает, не подозревает, что сейчас сам на себя наложит руки. Вспомним Анну Каренину, которая, уже стоя на железнодорожной платформе, даже и не помышляла ещё о смерти. Но вот она читает записку Вронского, понимает, что он её не любит, вспоминает вдруг о раздавленном паровозом человеке в день её первой встречи с Вронским и — бросается под колёса вагона… Именно вдруг, в одну секунду принято невероятное чудовищное решение. Нам, живым и относительно счастливым (раз мы живём ещё на этом свете!), даже невозможно понять-воспринять решение обезумевшей от любви женщины: уж, казалось бы, лучше «стклянку опия» выпить (как она однажды хотела), отравиться, чтобы безболезненно и красиво уснуть навеки, чем бросаться в грязь под отвратительные железные колёса-резаки…

Увы, — секунда! Когда она подступит, уже не до эстетики и не до боязни физической боли.

* * *

ОПАСНОСТЬ МЕЧТАНИЙ. Та же Анна Каренина вполне могла, как и тысячи других людей, только помечтать о самоубийстве и этим ограничиться. Такому потенциальному всю жизнь самоубийце вполне достаточно в самые невыносимые, неизбывно тяжкие минуты представить себе, как выпьет он «стклянку опия» или приставит дуло к виску и спустит курок, и как все его будут жалеть-оплакивать, — и такого чисто мечтательного головного самоубийства, теоретического переживания всей гаммы сопутствующих острых ощущений раздавленному жизнью и обстоятельствами человеку вполне хватает для того, чтобы поглубже и потяжелее вздохнуть и продолжать тянуть опостылевшую лямку дальше. Но многих из таких мечтателей коварные трагические фантазии затягивают, порабощают и в конце концов толкают-таки на последний шаг. Такой человек помечтает, помечтает о петле, да в результате в неё и залезет. Причём именно вдруг, неожиданно для себя и уж тем более для окружающих.

За примерами далеко ходить не буду. Мой близкий родственник — брат жены, Святослав, снял квартирку на окраине Белграда, и его не испугало даже то, что в этой квартире только что повесился предыдущий хозяин-наниматель. Он, мой родственник, даже бравировал: мол, если не с кем будет чокнуться рюмашкой, я с духом-привидением висельника запросто выпью. Он, к слову, довольно крепенько поддавал, и в пьяном виде фантазия его разыгрывалась. И вот Святослав в шутку начал повторять-твердить, указывая гостям-собутыльникам на злополучный крюк в потолке комнаты, что он тоже, как и предшественник, повесится в злую минуту на этом же крюке…

Это продолжалось с год, пока однажды жена его, придя вечером с работы, не увидела его висящим на том крюку. Причём, в предсмертной записке он написал среди прочих и такую фразу: «Обязательно уберите дурацкий крюк!..» И все мы, его знавшие, долго казнили себя: действительно, как же нам не пришло в голову, что надо было сразу при первых же опасных фантазиях Святослава крюк вырвать и выбросить. Ибо порой всего лишь незначительная деталь как раз и становится той сердцевиной, на которую и наматывается клубок суицидных мечтаний…

Кстати, как я уже потом, вплотную занявшись проблемами самоубийства, узнал, — в данном случае имело место и то, что можно назвать заразительностью самоубийства. Такая заразительность особенно ярко проявляется, когда кончает с собой известный человек. Например, после трагической гибели Сергея Есенина не только бесконечно влюблённая в него Галя Бениславская покончила с собой прямо на его могиле, но и по все стране прокатилась волна самоубийств среди молодёжи, так что Владимиру Маяковскому даже пришлось в срочном порядке писать-сочинять стихотворение «Сергею Есенину», дабы развенчать романтический ореол вокруг его смерти. К категории заразительных относятся и многочисленные самоубийства среди экзальтированных поклонников Элвиса Пресли, Мэрилин Монро и других кумиров толпы, внезапно и трагически погибших (не обязательно через суицид, главное — слухи о суициде были) на пике своей славы и популярности.

В какой-то мере заразительностью объясняется и феномен так называемого наследственного самоубийства. Сын самоубийцы, постоянно думая-размышляя о трагической кончине застрелившегося отца (а если кроме отца самоубились ещё и дед, и прадед!), невольно начинает бояться, что и его ожидает подобная участь. Эти болезненные мысли со временем овладевают человеком, становятся навязчивыми, привычными и, в конце концов, толкают несчастного на трагическое решение…

Случаются в этом плане совершенно фантастические случаи. Одна молодая девушка, к примеру, у которой отец и его брат покончили с собой, тоже после долгих раздумий и мрачных мечтаний решила покончить с собой. Она только и думала о добровольном уходе из жизни, она только и повторяла: «Я погибну так же, как погибли мой отец и дядя…» Она даже пыталась покончить с собой, однако ж неудачно. Но, оказывается, человек, которого она считала своим отцом, не был им в действительности, и, дабы освободить её от мучивших её страхов, мать сказала ей всю правду и устроила ей свидание с настоящим отцом. Физическое сходство между отцом и дочерью было так бесспорно, что все сомнения несчастной девушки тотчас же развеялись, и с этой минуты она отказалась от мыслей о самоубийстве.

Вообще, надо сказать, что при всей схожести мотивов, внешних обстоятельств каждое самоубийство — это отдельная трагическая повесть. Вот давайте представим себе такую ситуацию: в одном городе в один и тот же день застрелились трое молодых мужчин, как говорится, по семейным обстоятельствам, и каждый оставил после себя жену с детьми. В чём же здесь разница? А в том, что первый давно уже не любил свою жену, терпеть не мог опостылевших отпрысков, маялся от тоски одиночества и в случайную злую минуту решил раз и навсегда покончить с этим. Второй попал в крайне неприятную ситуацию на службе, но испугался не за себя: любимая и любящая жена, обожаемые детки могли остаться нищими и навеки опозоренными — только его самоубийство могло спасти его от суда и, следовательно, их от нищеты и позора. Ну, а третий не выдержал, когда жена, которую он боготворил, попалась на прелюбодействе, да и вообще заявила, что бросает его и уходит к другому…

Вот такие тонкости!

* * *

САМОУБИЙСТВО И ФИЗИЧЕСКАЯ БОЛЬ. Совсем немного, но всё же обязательно стоит поговорить о способах самоубийства. Это очень важный момент, над которым не задумываются многие мечтатели-самоубийцы, а — зря. Ибо, если всерьёз задаться этим вопросом, то можно и отказаться от притягательной зловещей мечты, так как ничего романтического в самоубийстве нет и особенно в самый последний технический его момент.

За последние, скажем, лет сто мало что изменилось в этой области. Чтобы сломать самую совершенную на свете, но и чрезвычайно хрупкую биологическую машину — гомо сапиенса, — надо всего лишь «разлучить душу с телом», или, выражаясь современно-прагматически, — прекратить жизнь. Самоубийце и дела нет до медицинских тонкостей — что считать смертью: остановку сердца или полное угасание работы мозга. Ему надо немедленно, сию же секунду погасить исстрадавшийся мозг, а для этого остановить изболевшее сердце.

Для достижения этой цели существует всего лишь несколько методов: необходимо лишить организм или крови, или кислорода, или питания, или ввести в него яд, или, наконец, физически разрушить, раздробить, уничтожить плоть. Цивилизация добавила к этому перечню только электричество. С развитием прогресса самоубиваться стало всего лишь проще. Если раньше самоубийцы выбрасывались в основном с четвёртого этажа, то сейчас без всякого риска остаться живым и покалеченным выкидываются из поднебесья с небоскрёбов. Если в XIX веке несчастный самоубийца не всегда находил вечное упокоение под копытами и колёсами конного экипажа, то сейчас любое авто, а уж тем более стотонный грузовик — это стопроцентная гарантия мгновенной смерти. Что же касается тех, кто топится, вешается, стреляется, травится и вскрывает себе вены, то прогресс практически нисколько не изменил технологии их ухода из жизни.

Но вот что поразительно для нас, ещё живущих и собирающихся жить дальше: ну почему, почему человек, вздумавший с собой покончить, не выбирает самый лёгкий, безболезненный и, если можно так выразиться, благородный способ самоубийства? Ну почему, повторюсь, слабая утончённая женщина-аристократка Анна Каренина вместо того, чтобы выпить «стклянку опия» и красиво уснуть навеки с покойной улыбкой на губах — плюхается в грязь, на четвереньки (если не сказать грубее — на карачки!) под ужасные колёса-резаки, в бездонный колодец хотя и непродолжительной, но отвратительной физической боли?.. А труп? Труп как обезображен будет — уж одна только эта материалистическая мысль, казалось бы, любую женщину остановить должна. Не остановила, не останавливает. Бросаются под поезда, под грузовики, с балкона об асфальт, топятся, зная, что через три-четыре дня их вздувшийся синюшно-чёрный труп будет вызывать отвращение и тошноту у очевидцев и даже самых близких людей.

Или вот, казалось бы, зачем мужчине раздроблять себе череп зарядом картечи из ружья (Хемингуэй снёс себе полголовы!) или, тем более, вспарывать живот ножом, когда есть возможность вскрыть себе вены и, так сказать, блаженствуя в тёплой воде, тихо-мирно отойти в мир иной, успев напоследок и вспомнить счастливое детство, и поразмышлять о вечном, и, если вздумается, суметь поплакать.

Да, нам живым и ещё хотящим жить, этого не понять. Как не понять и тех чудовищных ухищрений и даже извращений, к которым прибегают иные самоубийцы. Ну, вроде бы, что можно придумать такого экстраординарного, из ряда вон, решив покончить с собой на железной дороге? Ну, как опять же Анна Каренина, упасть под вагон всем телом или же положить на рельс, как на плаху, только голову. Можно в спешке, от неловкости и страха попасть под колёса так, что несчастному отрежет только ноги или руки, и он будет долго истекать кровью и мучиться. Можно выскочить на рельсы прямо перед поездом, можно в автомобиле перегородить на переезде дорогу поезду, вполне возможно машинисту-самоубийце направить свой электровоз на полном ходу в тупик (в метро подобные случае уже фиксировались!), можно, в конце концов, на бешенной скорости выброситься из вагона, хотя этот способ и не гарантирует неминуемой смерти. Человеческая фантазия, казалось бы, исчерпана. Но вот, к примеру, герой рассказа Владимира Набокова «Случайность» некий Алексей Львович Лужин доказывает обратное: он придумал выбрать момент, когда начнут цеплять вагоны, приложить голову к буферу одного из них, когда другой будет для сцепки надвигаться, и — голова лопнет между двумя буферами, как мыльный пузырь…

Самое же поразительное, что очень многие люди, отчаявшиеся жить, выбирают такой способ ухода на тот свет, как — петля. А ведь это один из самых позорных видов смерти! Причём, у очень многих народов. На Руси, к слову, позорнее была только такой вид казни, как сажание на кол. Нередко осуждённые на казнь через повешение молили в прошении на высочайшее имя даже не о сохранении жизни, а лишь об одной-единственной милости — дозволить умереть им не в позорной петле, а под дулами ружей.

Вполне понятно отвращение к такой смерти: некрасивость, безобразность её наглядна. Судорожно дёргающееся в петле тело, длительность предсмертных мук (порой до четверти часа!), а затем — синюшное лицо, вывалившийся распухший язык, обвисшее безобразным кулем тело… Но есть ещё одна мерзкая, гадостная, отвратительная деталь-подробность, о которой в романах и повестях не упоминают, а только разве что в протоколах медицинской экспертизы: в последний предсмертный миг у повешенного (повесившегося) человека происходит непроизвольной мочеиспускание, а зачастую и — недержание кала…

Я настоятельно советую потенциальным добровольным удавленникам помнить о подобной «мелочи». Представьте, что вы, молодой и красивый (или молодая и красивая), возмечтавшие повеситься назло всем и вся, когда будете висеть в петле, у вас не только вывалиться омерзительно лиловый язык, но от вас ещё и будет тошнотворно и позорно вонять мочой, а то и калом…

А ещё я настоятельно советую — вообще стараться не думать, не мечтать о самоубийстве, ибо эти мечты, как уже говорилось, незаметно и неотвратимо затягивают. Но уж если уберечься от мыслей не удалось и самоубийственная минута наступила, есть очень действенный способ обмануть судьбу и отсрочить свой конец — надо просто отложить хотя бы на какое-то время сам акт самоубийства. Допустим, хотя бы на сутки. И в эти сутки постараться с кем-нибудь пообщаться-поговорить. Уже давно доказано практикой: зачастую человеку в отчаянии достаточно простого разговора, необходимо исповедаться-выговориться, выплакать всё, что накопилось на душе — священнику, родственнику, старому другу, просто постороннему человеку… На этом построена Служба психологической помощи (Служба предупреждения самоубийств), которая действует во многих городах и номер телефона которой можно узнать по 09. Порой достаточно даже просто излить свои горести на бумаге в виде дневника, письма или рассказа. Порой же может помочь в невыносимую минуту и чтение-беседа просто художественной литературы «по сходной теме» (опять же вспомним роман «Анна Каренина» — хорошее чтение для успокоения собственных мыслей!), а то и специального текста.

Не буду утверждать, что, по примеру какого-нибудь Алана Чумака, зарядил данные страницы моей книги антисамоубийственной энергией, но одно гарантирую твёрдо: если потенциальный самоубийца — человек не совсем глупый, он при чтении данных страниц непроизвольно сам зарядится энергией, способной отвратить его от пагубного влечения.

В моей личной картотеке собраны уже сотни свидетельств, когда самоубийцы-неудачники, оставшись чудом в живых, уже никогда больше не предпринимали попытки себя убить и даже искренне поражались — как им вообще могло придти в голову такая чудовищная идея?!

Поверьте, все, даже самые, казалось бы, непереносимые несчастья обязательно кончаются рано или поздно, а прерванную по глупости и в минуту душевной слабости жизнь уже не вернёшь. Ещё мудрый библейский Соломон приказал вырезать на перстне, с которым никогда не расставался, глубочайшую и жизнеутверждающую фразу-девиз: «Всё проходит!»

Добавлю, что следует помнить и ещё одну жизненную и оптимистическую мудрость: каждый тупик в лабиринте жизни оказывается на самом деле очередным поворотом. Так что не стоит, увидев впереди глухую непробиваемую стену, торопиться отчаиваться и убивать себя: стоит подойти ближе и откроется поворот, сулящий новый и, может быть, более удачливый отрезок вашей судьбы.

Так что ни в коем случае не торопитесь себя убивать!

Однако ж есть способ самоубийства, который распространён гораздо больше, чем самоповешение, вспарывание вен, бросание под поезд и вообще все виды самоубийств вместе взятые. Это — медленный, но верный и, может быть, самый привлекательный, но и одновременно самый отвратительный способ ухода из жизни. Я имею в виду, конечно же, — пьянство, алкоголизм.

Это заслуживает обстоятельного разговора.

<<< Истину покажет тест
Пьянство — тоже самоубийство >>>










© Наседкин Николай Николаевич, 2001


^ Наверх


Написать автору Facebook  ВКонтакте  Twitter  Одноклассники



Рейтинг@Mail.ru