Глик тридцать первый

Очнулся под вечер…

Вернее, полностью вернулся в себя. А до этого часа два ещё плавал в том самом кисельном море-озере, где доводилось барахтаться и не раз с обвального похмелья: вроде бы сознание и мерцает, но тошнит, мутит, малейшее движение вызывает стон и глаза открыть нету сил.

Когда всё же разлепил веки — сориентировался: лежал я на полу, на ковре посреди комнаты, через распахнутую дверь комнаты видно, что входная дверь закрыта. Зарычав от боли, я повернул голову влево — на экране монитора плавали-кружились цифры заставки: 18:00:30. Я для чего-то, дразня боль, стиснул зубы и ещё сильнее вывернул голову — в кресле, свернувшись клубком, мирно спал Бакс. Но неужели же я на полном серьёзе надеялся увидеть её?..

Словно раненый герой боевика, только, в отличие от него, противно кряхтя и охая, я ползком на левом боку добрался до стола, дотянулся до мыши, потревожил: на экране появилась Джулия в облаках. Значит, перезапуск был!.. Я сел, привалился к ящикам стола спиной, сам на себя скривился: Господи, да разве это сейчас главное?! У тебя, парень, может быть, печёнка порвана и жить тебе осталось с полчаса… Нет, шутки шутками, а боль в грудной клетке и особенно — вот именно! –– в правом боку была кусачей.

Чёр-р-рт!

И тут я вспомнил, что на кухне должно ещё оставаться лекарство. На карачках, матерясь и отплёвываясь, я добрался до кухонного стола, взглянул и чуть не заплакал: вот шакалы! Скоты! Сперматозоиды вонючие! Бутылка была опорожнена, на дне её скорчился окурок. Вот уж точно козлы так козлы: мало им хозяину квартиры кости переломать, они его же водку за его здоровье вылакали! Чтоб у них пищевод с прямой кишкой местами поменялись![1]

Но тут, к счастью, я вспомнил про тарен — припас незадолго до того упаковку. Добравшись до заначки, я разом заглотил пару таблеток — или пан, или пропал! Оказалось — пан. Через пяток минут я, по крайней мере внутренне, вполне пришёл в себя и начал принимать разумные решения. Во-первых, я решил не звать Джулию, вернее, не запускать вновь программу LOVE. Впрочем, тут и то и другое верно: и Джулии незачем меня таким уродом видеть (я ещё в зеркало не гляделся, но чувствовал-знал — лицо разбаклажанено), да и программа могла дать сбой, глюкануть не по делу… Во-вторых, я надумал вызвать неотложку — жить всё-таки хотелось и желалось. Ну, а в-третьих, надо было сделать и два родственно-деловых звонка. Я стащил телефон с полочки на пол, звякнул тётке Анны. Трубку взяла хозяйка.

— Наконец-то! –– вскричала она то ли обрадовано, то ли укоризненно. — Дождались!..

— Галина Юрьевна, — прервал я, — лирика потом. Где Анна?

— Аня моется…

— Пусть она мне срочно позвонит, когда намоется, — приказал я и оборвал разговор.

Разыскал координаты Вована, запустил сигнал на трубу.

— Хэллоу! –– голос, как всегда, мерзкий и слегка пьяный.

— Хреноу! –– сказал я. — Что ж ты, волк позорный, делаешь!

— А, это типа ты, чё ли? Ну чё, блин, поучили маленько? Почему, в натуре, хату не освободил, а?

Я даже фыркнул невольно, через боль, — до того он важно и покровительственно проблеял это.

— Слушай сюда, Вован, я тебе русскую народную сказочку про хату расскажу. Жил, короче, один раз такой пацан, типа Заяц. Держал недвижимость — правильную реальную хату, как, ну, блин, бунгало, ваще. А рядом, два лаптя по карте, одна Лиса-кидала крутилась — ну, типа, деловая, блин, в натуре, Анной Иоанновной звать…

— Ты чё там базаришь не по делу? –– прервал бывший родич. — Когда хату освободишь, в натуре?

Я шевельнулся, острая боль пронзила всё тело — пришлось вскрикнуть. Шутить надоело.

— Слушай, ты, кретин вонючий, твои качки-киллеры яйцеголовые сделали меня инвалидом! Я сейчас вызываю «скорую», в больнице обязательно спросят что да как и сообщат в ментовку. Учти, я скрывать ничего не буду…

— Чё ты, блин, на понт-то берёшь? –– загнусавил Вован. — Пару раз ему по рёбрам пнули…

— Всё, я предупредил, — оборвал я. — Сухари суши!

— Стой! –– крикнул он. — Не звякай в «скорую», я щас типа подъеду — побазарим!

И тут, не успел я толком приладить трубку, телефон заиграл вызов.

— Алло, алло! Коля? Это я! Ты звонил? Звонил? –– голос Анны был возбуждён и радостен.

— Да, я звонил, — голос мой — как железом по стеклу, — чтобы сообщить тебе пренеприятнейшее известие: меня сейчас увезёт «скорая помощь», так что тебе придётся заботы о Баксике на себя взять…

— Постой, какая «скорая»? Что случилось?!

— Это ты у братана своего спроси…

— Сейчас, сейчас я приеду!..

Пока экс-родственнички добирались, я всё же, вспомнив про киношных коммунистов и партизан, совершил подвиг — со слезами поднялся и вскарабкался на своё кресло. Надо было подготовил комп к разлуке. Незадолго до того я скачал из Инета надёжную программку-замок, закрывающую доступ в Windows на двух уровнях. Первым я поставил старый пароль — «jurob», а второй придумал ещё замысловатее — «junik»…

Вован, конечно, причерокал первым. Сперва в понты полез, пургу гнать начал, но, когда понял, что я не придуриваюсь — обмяк.

— Вот лохи, в натуре! Я же, блин, предупредил — припугнуть токо!..

Я ему верил. В принципе, Вован был не кровожаден, по крайней мере, человека убить он вряд ли бы смог, ну, разве что, по пьяни на своём джипе вонючем сбить-переехать.

— Сколько ж ты им бабок кинул?

— Да сотню всего, блин! Я ж говорю: только припугнуть да пару раз по рёбрам, а они, лохи, — по полной программе оттянулись!..

— Не хочу тебя на понт брать, Владимир Иванович, но за такое сейчас — я в газете вчера только читал — до пяти лет дают…

Бедный Вовчик совсем скис, губа отвисла. Он с жаром кинулся меня убеждать, что не виновен…

— Это ты прокурору расскажешь!.. Хотя ладно, ты же меня знаешь, я — добряк из добряков. Вот что, «скорую» мне вызвать всё-таки придётся — у меня отпуск кончился, так что надо больничный офомлять. Но там я скажу и ментам потом буду твердить, что меня в подъезде какие-то пьяные отморозки избили. Годится?

— Колян! Братан! В натуре! –– расплылся блином бывший шурячок. — Блин! Да ты!.. Да я!..

— Да мы с тобой! –– сухо прервал я. — Ты этим лохам за поломку моих рёбер, говоришь, сотню отвалил? Ну так, думаю, справедливо будет, если на их починку ты пару сотен выложишь — в больнице сейчас, сам знаешь, без денег делать нечего…

Вован вздохнул раз, другой, раскрыл свою чудовищную барсетку, вынул два капустных сотенных листка, ещё раз вздохнул и положил на стол.

— Ну вот и чудненько! –– подытожил я, прибирая зелёных тёзок моего кота. — А теперь, пока наша Анна на подходе да «скорая» на подъезде (сейчас звякну), — принеси-ка, Владимир Батькович из своего передвижного офиса чего-нибудь взбодрительного — твои шакалы-то всю мою водку вылакали.

— Из какого, блин, ещё офиса? –– по привычке не врубился пацан.

— Ну из джипа твоего, из «Гранда» твоего, из «Чероки»!

Дошло. Побежал беспрекословно, притащил початую бутылку своего вонючего скотча. И только мы по сто граммов клюкнули — Анна Иоанновна нарисовалась. Конечно, можно было бы и ей лапшу на уши навешать про отморозков в подъезде, но я уже по телефону ей братана как бы заложил, да и хотелось, дабы на будущее она зареклась ему жаловаться на меня и просить защиты. Анна, конечно, охала и ахала, она даже всплакнула, она всячески ругала своего брата-«кретина», она хотела заставить его самого везти меня срочно в больницу на своей машине, но, загвоздка оказалась в том, что выносить меня надо на носилках…

Впрочем, когда мигалка с крестом приехала, выяснилось, что никаких носилок, ни, тем более, санитаров в ней нет, одна медичка хрупкая, так что пришлось Вовану с Анной меня, как раненного с поля боя, а ещё точнее — как отрубившегося собутыльника, выносить на руках, почти волоком…

В больнице я после рентгена, сдачи анализов и первых уколов завернулся в пятнистую простыню, попросил медсестру подоткнуть с боков одеяло (предупредив, что отблагодарить за заботу есть чем) и с большой охотой отключился от земных забот. Одна только мысль мерцнула горестная напоследок: «Опять я Джулию недели две не увижу…»

А то и три!..