Глик девятнадцатый

И вот я вспомнил о своём янки Николаеве — только он мог выручить меня с видеодисками.

Ну, конечно же, в Штатах-то, уж разумеется, как в Греции — всё есть, а собрать небольшую бандерольку из пяти-шести блинов, я думаю, труда ему не составило бы. Впрочем, он то и дело заикался в своих мэйлах (а шлёпал-присылал он их часто — видать, ностальгия замучила) насчёт чеков да подарков, каковыми жаждет он меня осыпать, но что-то у него пока не получалось перейти от мыльных слов к делу.

Но тут меня уже в который раз снова выручил мой лучший друг — Виталий Леонтьев. Я после ужина по привычке листал его «Новейшую энциклопедию персонального компьютера», ставшую для меня настольной Библией, и наткнулся на замечательное место: Бог мой, оказывается, можно и видак соединить-спарить с компом — если в видеокарте есть видеовход! Я махом, не допив чаю, вытащил пентюха из угла, развернул, кинулся изучать-смотреть его кормовую часть, словно врач-проктолог своего клиента. Есть! Спасибо «Полю чудес» и лично дяде Лёне Якубовичу — комп подарили без дураков, навороченный. Не сразу у меня получилось с подсоединением, в проводах долго путался, но, опять же по подсказке Леонтьева, я сумел-таки правильно направить видеосигнал на видеовход, а звуковой — на аудиосистему. И мой мультимедиа-театр был готов. Оставалось выбрать драматургический материал для первой пьесы, которую я как режиссёр с помощью своего ассистента Тактиля должен был создать-поставить и сыграть в ней одну из главных ролей — первого любовника. Впрочем, я долго не выбирал: для дебюта нужна-необходима была, конечно же, только — «Красотка».

До глубокой ночи я занимался монтажом материала. Сначала я выбрал-скопировал из фильма те сцены, где Джулия на экране одна, затем те, где она вдвоём с Гиром и, наконец, добавил несколько мегабайтов видео с коллективными сценами, в которых мне нравились улыбка Джулии, какой-нибудь её жест, одежда. Причём начальные кадры, где она только просыпается, лежит в постели в одних трусиках и лифчике, потом начинает одеваться — я, уж разумеется, взял; выбрал и (да кто бы сомневался!) целиком первую сцену в номере гостиницы, когда Джулия-Вивьен вспоминает, наконец, что она не телевизор пришла сюда смотреть… А вот несколько промежуточных сцен, где она красуется-дефилирует в своём проститутском наряде и блондинистом парике — безжалостно выбросил. Затем я снова внимательно просмотрел отобранный материал и ещё раз его отредактировал-сократил: дело было не в количестве кадров, а в их яркости, своеобычности, характерности. В результате получился файл в 102 мегабайта.

Я устало потянулся, ожесточённо помассировал глаза. К слову, незадолго до того я скачал из Интернета отличную программку Eyeskeeper (Хранитель зрения), которая каждый час выскакивала на экран и предлагала сделать зарядку для уставших глаз, но все эти шесть с лишним часов я раздражённо каждый раз убирал-сгонял Айскайпера с экрана — не до него было. И вот теперь в глазах словно песок скрипел, и боль такая — хоть плач и вой. Впрочем, от боли-то я морщился, но и лыбился от счастья. Если говорить образно (а меня тянуло, просто тащило на лирику!), я чувствовал-ощущал себя Пигмалионом, я имел пластичный виртуальный материал, из которого мог вылепить любимую женщину и вдохнуть в неё жизнь.

Стрелки на часах показывали третий час. Однако! Благоразумнее было, конечно, почистить зубы и завалиться спать, но я был на взводе, я был возбуждён, я был окрылён, словно любовник перед горячим свиданием. Мне — кровь из носу! — хотелось, не откладывая, закончить сегодня же весь черновик хотя бы первой главы моего любовного видеоромана. А для этого наше с Джулией жизненное виртуальное пространство необходимо было очистить от ненужных свидетелей. И я сполоснулся под контрастным душем (благо, глубокой ночью воду наши коммунальщики-экономщики сраные не отключали), зарядился кофейком наркотической крепости и ещё пару часов сутулился перед дисплюем. В результате у меня получился-создался окончательный файл с названием «jul», где дышала, двигалась, хохотала, грустила, разговаривала, одним словом — жила только Джулия, одна Джулия и никого кроме Джулии…

Моей Джулии!

И вот только после этого я совершенно счастливый и в предвкушении завтрашнего (вернее, уже сегодняшнего) вечера — вечера нашего первого свидания! — загасил экран, завёл будильник на 10 часов (что-нибудь утром придумаю, найду чем оправдаться за опоздание, утро вечера-то мудренее — это ещё из детских сказочек запомнилось), бухнулся в постель и мгновенно отключился. Мне снились невероятно жаркие, томительные, будоражащие сны, какие, помню, сладко мучили меня лет десять назад, в позднем детстве. В результате я, действительно, как 15-летний пацан, натурально приплыл под утро, оросил всю простынь и пододеяльник своим горячим холостяцким семенем. Хорошо, что Анны рядом не было, а то бы я её точно этой ночью изнасиловал…

Работник из меня в этот день был, конечно, аховый. Редактировал я пухлое методическое пособие под зубодробительным названием «Векторное моделирование девиантного поведения объекта педагогики в период латентного фазиса психологического гомеостазиса». Содержание сего псевдонаучно-педагогического опуса дробило не только зубы, но и челюсти целиком. У меня мозги набекрень съехали! Я понимал, что отредактировать этот бред невозможно, а откорректировать — ни сил, ни внимания не хватало. Ну — да ладно: всё равно ни один нормальный студент и даже ненормальный это «методическое пособие» ни в жизнь не откроет. Бумагу только зря переводят эти доценты-профессора хреновы.

Домой в этот раз я, против правил, мчался на коммерческом автобусе — трёшки не пожалел. Хватило, правда, у меня терпения заглотить десяток пельменей, хлебнуть чаю и напитать второпях Баксика. Затем я тщательно обмылся под душем, обработал подмышки и пах дезодорантом «Nivea for Mеn» (при всей своей нищете дезодоранты, кремы для бритья, шампуни, одеколон и прочую подобную фигню я предпочитаю продвинутые), выставил котяру из комнаты, плотно прикрыл дверь, запустил комп, разделся, пристроил контакты-присоски на теле, развернул-запустил TACTIL и, уже из этой программы, вызвал-раскрыл файл Jul…

Я, само собой, ожидал, что сейчас же, немедленно, виртуальная Джул наброситься на меня, как Синди, и начнёт без лишних слов и эмоций гладить, облизывать и выдаивать. Признаться, я этого и хотел, и не хотел. Но реальность, вернее, тот мир, в котором я очутился, поначалу поставил меня в тупик. Я находился в громадной комнате, уставленной шикарной мебелью, сидел за внушительным письменным столом. Джулия, в светлом парике с чёлкой, коротком белом топике, голубой пятнистой мини-юбке и ботфортах, сидела верхом на низком широком пуфике напротив. Она была поначалу совершенно неподвижна, только смотрела на меня во все глаза, и взгляд этот был живой, осмысленный, слегка, как мне показалось, удивлённый. Но самое поразительное — я был одет! На мне красовался тёмный костюм-тройка, под ним — белоснежная рубашка, галстук… Ни хрена себе!

Джулия как бы через силу разомкнула губы, медленно, низким, почти мужским голосом произнесла-спросила:

— Ну, теперь, когда я здесь, что ты будешь делать со мной?..

Автоматически, совершенно машинально и даже в каком-то испуге я распахнул-открыл глаза здесь, в своём мире, клацнул мышью, свернул программу. И тут же спохватился: чего это я? Всё идёт как надо, всё о’кей, всё прекрасно, только скорость-ритм надо другой задать. Я перевёл TACTIL в режим «middle» (нормальный) и запустил опять с начала.

— Ну, теперь, когда я здесь, что ты будешь делать со мной? — уже естественным женским, чуть грудным и кокетливым, голосом спросила Джулия.

Я понимал, что голос этот не её, голос переводчицы-дублёрши, но интонация мне нравилась. Только б, ещё подумал, смех в программе остался натуральный, самой Джулии. Впрочем, он на видеокассете звучал, так сказать, без перевода — это я помнил точно.

— Если хочешь знать — понятия не имею, — вдруг произнёс я, хотя намеревался-хотел робко квакнуть: «Здравствуйте, Джулия!» или что-нибудь вроде «Хай!». И зачем-то добавил: — В общем-то, я этого не планировал.

— А что, ты всё планируешь? — спросила с лёгкой иронией она.

— Всегда.

— Да, я тоже… — поддакнула она. И вдруг спохватилась-поправилась. — Вообще-то нет, я не люблю планировать. Не скажу, что я что-то планирую… Я, скорее, девушка спонтанная, понимаешь, живу только настоящим… Вот такая я… Да, такая…

Последние слова она произнесла с удивительным юморным кокетством. Помолчала, как-то странно поиграла глазами, как бы засмущалась и вдруг огорошила:

— Знаешь, ты мог бы заплатить мне — так мы сможем сломать лёд…

Я собрался было иронически хмыкнуть, развести руками и горько шуткануть: дескать, увы, от получки одни воспоминания остались, а до следующей — как до коммунизма… Но, к моему изумлению, рука моя полезла во внутренний карман пиджака и достала солидный кожаный бумажник, набитый зеленью. Впрочем, уже пора было переставать удивляться — принцип этого «кино» становился понятным. Я деловито спросил:

— Полагаю, ты принимаешь наличные?

— Наличные подойдут, да! — оживилась она, встала, подошла к столу, уселась на край.

Юбка у неё была не то что мини — сверх-супер-мини! Её нескончаемые ноги находились буквально в полуметре от моих глаз. Мне страшно, нестерпимо захотелось нагнуться и прильнуть губами к нежной коже и — целовать, целовать, целовать! Но я не решился. Я забыл, сколько по фильму Гир для начала заплатил Вивьен, заглянул в бумажник — только стодолларовые купюры. Вынув одну бумажку, я протянул её Джулии и невольно усмехнулся сам себе: сердце ощутимо скукожило, сто баксов — четыре моих месячных зарплаты!

Она с трогательным достоинством взяла сотню, аккуратно свернула, сунула-упрятала куда-то внутрь левого ботфорта, а из другого тут же выудила несколько прозрачных упаковок с разноцветными презервативами, развернула веером, как карты, протянула мне.

— Ладно, поехали… Выбирай, у меня есть красный, жёлтый, зелёный. Фиолетовые закончились. Но зато остался один марки «Золотая монета» — презерватив чемпионов: этот засранец ничего не пропускает! Что скажешь?

— Буфет безопасности! — зачем-то едко усмехнулся я.

Мне не очень всё это нравилось. Всё было немного не то и не так. Да и в этом дурацком чужом миллионерском пиджаке я чувствовал-ощущал себя как-то неуютно. Впрочем, был-оставался в голове моей кусочек мозга, который не позволял мне окончательно скукситься и прекратить действо: я всё же понимал-осознавал, что я вижу живую Джулию Робертс, я с ней общаюсь, я к ней могу прикоснуться… Да что прикоснуться! Я её поцеловать могу! Я её могу…

— Я — безопасная девушка! — с жалким достоинством сказала она, никак не желая выходить из роли путаны. И тут, когда я замялся и, не зная (или не помня!), что произносить дальше, встал, она ухватилась за мой брючный ремень: — Хорошо, давай наденем его тебе…

— Нет!.. Я… Давай, мы с тобой немного поговорим, хорошо?

Творилась-происходила какая-то дикость: Джулия Робертс (ДЖУЛИЯ РОБЕРТС!!!) сама себя мне предлагала, была готова на всё и вся, а я — кобенился и кочевряжился, как последняя сука, смущался, как гимназист-недоросток. Хотя, впрочем, кривить душой не буду: я так и не мог точно определиться, и это здорово сбивало меня с толку — с Джулией у меня свидание или всё же с уличной красоткой Вивьен? Я снял пиджак, ослабил узел дурацкого галстука (терпеть не могу галстуки!), попробовал стабилизировать состояние духа: что бы ни случилось, сценарий мне в основном известен, и наступит, в конце концов, момент, когда она прильнёт ко мне, начнёт ласкать… Только б не потерять в ту блаженную минуту сознание!

— Поговорим?.. Да, хорошо… — разочарованно согласилась она. — Эдвард, ты в городе по делам или отдыхаешь?

— Меня зовут — Николай, или, если хочешь, — Ник.

Она несколько секунд молча смотрела, широко распахнув накрашенные глаза, перевела зачем-то взгляд на входную дверь, опять на меня, неуверенно улыбнулась.

— А что, шампанского с клубникой не будет?

Ба, а гостиничного лакея с шампанским, клубникой и чаевыми я из сценария-то вырезал-стёр! Но тут же я спохватился-опомнился:

— Как же не будет — вон, на столике возле бара.

И правда, от самого лакея ничего не осталось, но принесённый им поднос с яствами в последующих-то кадрах сохранился. Я взялся открывать вино, а она, как и следовало, села на приступочку и, уже начиная расстёгивать молнию на ботфорте, спросила:

— Не против, если я сниму сапоги? — и тут же, не дожидаясь ответа, перескочила: — А у тебя есть жена, подруга?..

Возясь с проволочным хомутком, я сделал вид, что не расслышал и украдкой глянул: из-под уродливых пиратских ботфортов появлялись-открывались во всём своём великолепии её божественные ноги — в коротких чёрных чулках. Она сняла и чулки…

Потом произошла ещё одна странность. Выпив свой бокал шампанского, она удивлённо глянула на меня:

— Ты не пьёшь?

«Нет», — должен был ответить я, но вместо этого молча схватил уже отставленную бутыль, наструил до краёв фужер и медленно, с наслаждением выцедил. Бог мой, это было не шампанское, это был какой-то сказочный необыкновенной вкуснотищи эликсир — так сладок, наверное, райский любовный напиток! Я не утерпел и тут же наполнил свою посудину ещё раз — когда ещё доведётся полакомиться настоящим французским «Клико»… Джулия молча и опять же с явным недоумением за мной наблюдала. Я поперхнулся, закашлялся,  чихнул два раза — пузырьки шибанули в нос.

— Всё, пардон, больше не буду!

Я отодвинул бутылку от себя и как-то виновато развёл руками: мол, сам такого не ожидал. Сцена удивительно начинала пародировать наши с Анной семейные разборки, когда я клялся-божился больше не пить, не злоупотреблять…

И вот, наконец, началось то, чего я с таким нетерпением ждал, и чего, откровенно говоря, боялся. Я, откинувшись на спинку низкого кресла, с улыбкой смотрю, как Джулия, сидя на полу, смотрит по ящику дурацкую чёрно-белую киношку и заливается-хохочет своим колдовским смехом, успевая при этом прихлёбывать шампанское и заедать его клубникой.

— Ты правда не хочешь выпить? — спрашивает она, словно забыв, что я хлопнул-таки уже два полных бокала.

— Нет, я опьянён жизнью — неужели ты не видишь? — отвечаю я, не выходя на сей раз из роли.

Джулия ложится на живот, болтает ногами в воздухе и продолжает заливаться хохотом. Но вот она, почувствовав напряжение моего взгляда, отрывается от экрана сначала на миг, потом ещё раз, пристально, сгоняя улыбку с губ, смотрит на меня, чуть заметно вздыхает с явным огорчением, приподымается и на коленях, даже, скорее — на четвереньках, по-самочьи, подползает ко мне, расстёгивает пуговки своего топика, показывая-выставляя на обозрение скромный чёрно-белый кружевной лифчик, скрывающий явно небольшую, совсем девчоночью грудь, стягивает юбчонку… При этом она смотрит глаза в глаза, наслаждаясь, видимо, изменениями в моём лице. Она вдруг вскакивает, хватает диванную подушечку, подкладывает деловито под свои колени, выключает звук в телеке, пристраивается опять у меня в ногах, начинает спускать бретельки лифчика, но, не закончив это, принимается расстёгивать на мне рубашку… Лицо её — буквально в нескольких сантиметрах от моего. Я слышу-ощущаю её чистое дыхание, чуть сладковатое от шампанского и клубники. Мне это уже снилось, я это помню! Она расстёгивает ремень, распахивает на мне брюки, опять проникает влажным взглядом внутрь меня, грудным голосом, с будоражащим всё моё естество придыханием почти шепчет:

— Что ты хочешь?

— А что ты делаешь? — дебильно спрашиваю я.

— Всё, — бесстыдно отвечает она. — Но я не целуюсь в губы.

— Я тоже, — ещё более дебильно выдаю я, хотя именно о поцелуях в первую очередь я мечтал и грезил.

Она, глянув украдкой на экран ящика, давит смешок в горле, склоняется к моей груди, и я, как ожог, ощущаю первое прикосновение её губ к своей коже. Затем горячая волна восторга, да что там восторга — настоящего оргазма спускается по моему напряжённому телу вслед за её губами…

Напряжение моё нарастает-ширится, кажется, осталось только, действительно, потерять сознание от блаженства и сладкой боли. Я понимаю, что сейчас, когда Джулия приступит к завершающей стадии любовной прелюдии, когда её губы коснуться…

Я не успеваю домечтать-додумать — что-то не то и не так… Я пытаюсь сообразить, чуть-чуть возвращаюсь в себя и понимаю: всё — конец фильма! Склонённое лицо Джулии остаётся на одном месте, она никак не может перейти некую границу, продолжая целовать в одно и то же место вокруг пупка — всё тише, медленнее, машинальнее. Затем она поднимает на меня недоуменный взгляд…

— Чёрт! Чёрт!! Чёрт!!! — чертыхаюсь, гневя Бога, в бессильной злобе я — уже здесь, в этом мире, у себя в убогой комнате.

Я сидел перед компьютером весь мокрый, ещё напряжённый, уставший и разочарованный, обвитый дурацкими проводами. За дверью жалобно пищал-мявкал мой несчастный котяра.

— Вот тебе, Бакс Маркович, и виртуальная любовь… Одна лажа!

Отключив комп, я побрёл в ванную — снимать ненужное напряжение и смывать любовный густой пот.

Нет, надо что-то придумывать!..